Мир, эмиграция. Часть 2. Исключенное

Продолжение текста по итогам вебинара «Мир, эмиграция», проведенного в январе совместно с аналитическим психологом Юлией Жемчужниковой. Сегодня предлагаю вашему вниманию вторую часть.

Также читайте Часть 1. Корневая система

Мир, эмиграция

Часть 2.

Исключенное

Как человеку, занимающемуся на практике системными расстановками, мне близок термин “исключенное”. Исключая чувства, присущие переживанию какого-то события, общество, группа, или конкретные люди лелеют преемственность, непрерывность, последовательность. Не принято говорить об умалишенном предке, даже если тот построил дом, в котором семья живет. Говорить о прошлом можно только в определенном ключе. “Деды воевали” — можно. “Деды убивали” — нельзя, хотя речь об одном и том же, ведь война — это убийства и насилие с обеих сторон. Говорить “деды убивали” значит признать несчастье, ужас, стоящий рядом с любым участием в войне.

Исключенное присутствует в любой культуре, для любой группы или человека. Оно несет сильный заряд, на повседневном плане исключенное является значительным источником энергии, независимо от согласия или несогласия. Исключенное “накачивается”, наполняется энергией всеми, кто с помощью него избегает проникновения пугающего, не удобного для интеграции опыта.

При переезде этот энергетический поток иссякает. В новой стране неуместно убеждать кого-то в правоте или неправоте определенной точки зрения на прошлое. Ведь это прошлое не разделяется. Моя знакомая из одной из бывших “братских республик” СССР, после распада Союза воевавших между собой, как-то сказала, что бестолково объяснять жителям Канады, что во время войны в городе зимой отключили отопление и поэтому вырубили все деревья на дрова. “Они не понимают.” Добавлю, что “не понимают” относится не к факту, а к тому, что за этим фактом стоит, то есть, исключенные чувства: отчаяние, страх, или память о конкретных событиях — срублено дерево, посаженное кем-то близким. Что-то любимое исчезло, погиб кто-то любимый.

Свой чувственный материал, в том числе, исключенные чувства, для эмигранта едва ли возможно в достаточной мере разделить с другими в новом пространстве. Каким бы существенным ни был этот материал. И чем более заряжен такой опыт, тем сложнее его носителю.

На новом месте присутствует свой объем исключенного. Влияющий на особенности поведения людей, допустимые и запрещенные темы, способы обсуждения тех или иных вопросов. Он подразумевается, но не проговаривается. Это тоже энергетический заряд, но другой — и эмигрант не подготовлен к его присутствию, нет инструкции или подсказки, как на него отвечать, и как он может быть присвоен или отвергнут. 

Этот энергетический заряд формирует то, что называют чувством принадлежности — “когда за пределами провинции меня спрашивают о Квебекском национализме и сепаратизме, я отказываюсь разговаривать об этом”- сообщает мне мой друг, франко-канадец, родившийся в Квебеке, вовсе не националист. Отказываясь говорить о сепаратизме, он избегает говорить и о травме франкоговорящего населения Квебека, где франкофонное большинство более 200 лет находилось в подчинении англоговорящего меньшинства. Таким образом мой друг сохраняет принадлежность. 

История эмигранта не интегрирована в историю его нового места. В отличие от местного населения, он не располагает подходящими способами обходиться с тем исключенным, которое здесь присутствует. Для него это препятствие в принадлежности. Препятствие это невидимое и сохраняется, несмотря на усилия его преодолеть: научившись говорить на языке, эмигрант не начнет выражать то, что здесь важно, так, как это здесь нужно выражать. Кроме того, то что исключено, воздействует на него не так, как на тех, кто здесь живет. Его работающие защиты нацелены на взаимодействие с другого рода исключенным опытом.

С развитием терапевтической практики я смог заметить, что, поворачиваясь “рабочей”, профессиональной стороной к тому, что не видят клиенты, я могу эффективно помогать им пройти их “непроходимое”, увидеть то, что исключено. Как терапевт я могу опираться на некое “общевидовое человеческое”, что распространяется на представителей любой культуры. Тем не менее, это не обеспечивает мне адаптации в повседневном контексте. Часть сигналов все равно относится к тому, что “нельзя так просто перевести”. Со временем их можно научиться читать, но это не сформирует чувство принадлежности “как у местного”.

Продолжение текста — здесь же через неделю

Также читайте Часть 1. Корневая система

(с)Денис Петров 2020